potemki | Entries tagged with казаки

Если чему и удивляться на этом свете, так только тому, что некоторые явления природы умудряются сохраняться в первозданной чистоте, невзирая на окружающую среду, данную нам в ощущениях.

Изумительная, феерическая дура, и притом сама же требует перепоста. Комментарии - просто заповедник: стиль, тон, полное отсутствие релевантного содержимого, тщательно проставленные маркеры "свой/чужой" вместо него, махровые цветы невроза по подолу, не то марлезонский балет, не то коммуникативный кустик, в который писает всяк пробегающий.

Образец "аргументации":

А если в любом поисковике набрать заветные слова: "казаки уничтожили", то выйдет длиииииинный список их подвигов

Чтоб мало не показалось, дана ссылка на "любой поисковик", где уже на первой странице найденного искомое сочетание встречается лишь единожды, в предложении: "Покидая пределы России, Наполеон признавал, что именно казаки уничтожили конницу и артиллерию отступавшей французской армии." Ох уж мне этот антисемит Платов, плохой, злой.

Ты думаешь, среди российских политологов нет вменяемых людей?)))я еще и правозищтников предпочитаю читать и слушать...
в казаках нет ничего хорошего.

Щас зарыдаю просто. Уж пригвоздила так пригвоздила.

В общем, наслаждайтесь, всё как просили.

Я понимаю, у вас траур, извините, но я всё-таки ещё парочку цитат себе пока положу, ладно?

Старания де Скасси сблизить горцев с русскими не достигали желанных результатов. Имея в своём распоряжении большие суммы, он угощал горцев, дарил их, ласкал и уговаривал быть мирными. Черкесы по нескольку дней жили у нас целыми десятками, пили и ели вдоволь, брали подарки, внимательно выслушивали советы попечителя и изъявляли мирные расположения свои и за других. Всё это происходило на правой стороне Кубани, а на левой горцы думали иначе: видя доверчивость дипломата Скасси, хитрые азиятцы обманывали его, обирали нашу казну и по-прежнему оставались врагами русских. Бывали нередко случаи, что того самого горца, которого сегодня дарили и угощали, как лучшего из наших приятелей, завтра находили убитым или захватывали на хищничестве и разбоях в наших пределах. По поводу таких двуличностей "мирных" между казаками сложилась поговорка: "В день мирний, а в ночи дурний".
(Там же, стр. 382)

Потом пришёл Ермолов и написал, в частности, следующее:

Не вижу я никакой необходимости так далеко простирать заботливость о успокоении горцев, и относить к одному невежеству те наглости, которые делают они обдуманным образом, или ободренные чрезмерным снисхождением... Не здесь надобно бояться раздражить: народы здешние издавна делают нам вред какой только могут, и кто только близко видит их, знает, что делать более оного они не в состоянии. Вечные между ними вражды за то ручаются, и кто не коснётся до жилищ их в середине самых гор, которые почитают они оградою свободы, тот не соединит против себя их усилий.
(Там же, стр. 388)

Кстати, вдумчиво рассматривая деятельность Высокой Порты в части поднасрать, вдруг вспомнила про предисловие к Црнянскому, фактически "Граничары для чайников". (Умели же когда-то писать предисловия.) Кому-нибудь будет интересно, если я выложу этот текст здесь или, допустим, в

volimo_balkan? Темка вполне казацкая.

"Черноморцы" П. П. Короленко:

По доведении об этом [об инциденте, когда закубанские горцы попросились в подданство, а потом с кровищей ушли обратно - 72] до сведения Государя, Император Павел Петрович 6 февраля 1800 года дал войсковому атаману Бурсаку (преемнику Котляревского) следующий рескрипт: "Имев уже много примеров, что переходящие народы с той стороны Кубани на нашу, делают сие в том только намерении, чтобы опять возвратиться к себе, как только переменятся обстоятельства, которые заставили их к нам перейти, то, в отвращение сего их обману и в избережение вверенному вам войску напрасных издержек на их прокормление, повелеваю вам: отказывать им, когда будут предлагать перейти поселиться на нашу сторону, войдя к нам в подданство". На этом же рескрипте добавлено Царскою рукою: "и впредь не впускать". (стр. 328)

И о мерах пресечения:

Первоприсутствовавший в черноморской войсковой канцелярии генерал Дашков, донося о том [о захвате байдака (судна) с боеприпасами - 72] инспектору крымской инспекции Михельсону, объяснял, что подобные нападения, убийства и грабежи происходят единственно от запрещения черноморцам не только отмщать горцам, преследуя их за Кубань, но даже приближаться к черкесским берегам, под опасением заразительной болезни, и чтобы не раздражать черкесов, которые безнаказанно и бесчинствуют на кордонной линии. "Они тогда только сколько-нибудь были сносными соседями, - писал Дашков, - когда за обиды ими черноморцам наносимые, по разрешению Государя Императора, в 1800 году, был сделан горцам репресаль. После чего черкесы на границе и показываться не смели целый год, а затем вошли по-прежнему в колею разбойнической жизни". (стр. 336)

Выражение "сделать репресаль" понравилось. Сейчас это называется по-другому, и больно много коннотаций налипло.

(Цит. по книге "Черноморские казаки". - М., "Вече, 2009)

Как я уже говорила, книжка Попко цветиста и сентиментальна, но такого запредельного мимими я никак не ожидала:

...Пикет же не представляет другого приюта, кроме шалаша, с разложенным посредине его огоньком и с растянувшимся около огонька котом. Кот делит сухарь с казаком в этом глухом, угрюмом аванпостном шалаше и дарит его единственным мирным и мягким впечатлением, единственным отрадным развлечением среди бессменных грозных впечатлений боевой черты, среди бессменных суровых дум об опасности и неприятеле. Вернувшись из поиска, казак подсядет к огоньку сушиться; его чело хмурится, его ус топорщится, на душе тяжело, в голове смутно. Подойдёт на цыпочках котик и умильно уставит на него свои добрые серые глазки. Казак его оттолкнёт; но котик подойдёт, немного спустя, в другой раз. Казак его погладит и нежно подёргает за жидкий ус. Тогда кот повиляет ему дружелюбно хвостом и помурлычет воспоминанием о своей бабушке, с которой играют где-то казачата. И вот морщины слетели с чела, ус прилёг, от сердца отошло и на душе казака стало опять светло.

Понимал человек.

Вообще Г. А. Рашпиль, говорит И. Д. Попко о своём атамане, "любил народные обычаи и предания, но не творил себе из них кумира; он смело дотронулся до всего, что было ветхо и непригодно, и первый подготовил почву для последовавших в войске преобразований и улучшений. Правда, его стало ненадолго, он не прошёл всего стадия, указанного ему добрым его гением, страшно сказать, под конец от него отступившим; он выбыл из строя прежде одержания победы и не увенчанный лаврами. Но надобно вспомнить, что никто не был пророком в своём муравейнике. Рашпиль был молотом окаменелости своего общества, боролся живосилом и, конечно, мера огорчений, вынесенных им из злой борьбы, переполнилась, если он, неожиданно для друзей и недругов и наперекор своей трезвой природе, стал искать утешения в мутном фиале, отравившем не одно дарование, подорвавшем не одну силу на Руси с тех пор как сказано: "Руси есть веселие пити".

(Там же, стр. 216)

И. Д. Попко - автор следующей книги из той же серии (точнее, хронологически предыдущей, но мне в руки они попали в таком порядке). Это совершенно волшебный учёный хохол, мало того что цветистый, так ещё и большой любитель сыпать латинизмами, хотя и без них текст блещет и переливается, как кафтан Фонвизина. Рашпиль был молотом - это ещё туда-сюда, но вот "мутный фиал " я категорически беру на вооружение. Молитесь, пьяные вы рожи, чтобы о вас написали нечто подобное.

Когда умер Потёмкин-Таврический и войско, желая сохранить свою самостоятельность, задумало переселиться на Кубань, Головатый был поставлен во главе депутации, посланной с этой целью в Петербург. И войско не могло дать лучшего представителя по столь важному делу. Головатый успел выполнить свои поручения с такой точностью, что его инструкции почти дословно вошли в жалованные грамоты. Ему много помогло в этом отношении знакомство с людьми сильными, хорошее знание вообще людей и такт, свойственный видным практическим деятелям, к числу которых он несомненно принадлежал. Разыгрывая роль простоватого необразованного казака в кругу екатерининских вельмож, приглашавших запорожца на свои вечера в качестве диковинки, Головатый одних дивил своим чудачеством, другим рассказывал казачьи анекдоты, третьих пытался растрогать и вызвать сочувствие к положению казачества пением песен и игрой на бандуре, у четвёртых просто просил содействия. И вот, когда, благодаря всему этому, Головатому удалось, наконец, получить жалованные грамоты на землю и права Черноморского казачества, и когда по этому поводу Головатый был представлен Императрице, - к удивлению гордых вельмож, неотёсанный казак-запорожец вдруг произнёс перед Государыней блестящую по тому времени речь. Это, разумеется, только ещё больше упрочило за Головатым репутацию замечательного казака в глазах его чиновных петербургских покровителей.

(Там же, стр. 183)

Ах да, цитату же сегодня нарыла изумительную.

Ещё более поразительный случай был с другим пластуном - урядником 8-го батальона станицы Пашковской Самсоном Полянским. На одной из ночных вылазок против неприятеля Полянский был ранен штыком в живот и взят французами в плен. Рана в живот производит обыкновенно самые ужасные страдания; при ней не бывает кровотечения и снаружи рана так сильно засасывается, что её трудно бывает заметить, но зато живот вздувается и при малейшем движении раненый испытывает сильнейшие боли. Несмотря, однако, на такой характер раны, Полянский не захотел идти в госпиталь, да ещё "в неприятельский"; он даже не подавал вида французам, что ранен и, скрывая это, переносил жестокие страдания без стона и малейшего обнаружения боли, принуждал себя стоять или ходить в такие минуты, когда даже лежать смирно было не по силам. По словам Полянского, он залепливал обыкновенно свою рану мякишем хлеба на счёт своего дневного пропитания, стягивал живот башлыком и настолько вообще оправился при этом своеобразном лечении, что впоследствии отбыл шестимесячные крепостные работы в Тулоне. Это уж был героизм не минуты, хотя, разумеется, и не без ложного представления о человечности неприятеля, а может быть, и в силу малорусского пластунского упорства: "не хочу вашей помощи".

(Ф. А. Щербина, Е. Д. Фелицын. Кубанское казачество и его атаманы. - М., 2008, стр. 107)

Нет, вы не поняли. Я отнюдь не призываю кого бы то ни было следовать примеру Самсона Полянского, при всём восхищении "не хочу". Особенно кто пока не в плену.