Рефлексии идиота

[potemki]

Конечно, я была права, когда закрыла журнал, и неправа, когда открыла, но слово надо держать, никто за язык не тянул, алкоголь - не отговорка. Писать мне нынче не о чем и незачем, мучает меня единственная вещь, и мучает сильно, но об этом на публику нельзя, и поделать ничего тоже нельзя. Живу я теперь так: днём разбираю накопившийся за год хлам, а вечером, когда сидеть дома становится невмоготу, иду с книжкой в кафе и пью там пиво до закрытия метро. Привычки, даже вредные, обладают анестезирующим действием: беда в том, что действие это слишком слабо, и ещё в том, что "мозги" у меня не отключаются никогда: как бы я ни старалась, я не перестаю понимать, что происходит, и убедить себя в том, что нечто может быть к лучшему, не могу.

...Школьная физика закончилась для меня на слове "энергия": я пролистывала весь учебник в поисках определения, ждала, что кто-нибудь объяснит наконец, что это такое и откуда берётся, но так и не дождалась. Просто в какой-то момент "энергией" начали пользоваться в расчётах, как вещью само собой разумеющейся, и, по всей видимости, всем было понятно, о чём идёт речь. Всем, кроме меня. Вопросов я не задавала, зная, что, в лучшем случае, накричат в ответ, в худшем - выставят на посмешище перед классом, как всегда делали с учениками, задающими идиотские вопросы, а этого я боялась до судорог. Обходиться же с непрояснённым предметом я не могла никак - когда на важнейшую вещь целенаправленно не обращают внимания, это пугает - поэтому пришлось терпеть и тупо списывать. Не было счастья, несчастье помогло: после того, как физика в результате известных событий ушли, преподавать стало некому, так я и закончила школу с прочерком в аттестате. Очень недолго, год или два, такие вещи позволялись, и мне повезло.

Та же история случилась с университетской философией: я споткнулась на "воле". Никак не могла понять, что это такое: какая, к свиньям, воля, если мир категорически не поддаётся воздействию, и ничто из происходящего не зависит от "субъектов" ни в малейшей степени? (Это-то я всегда понимала предельно ясно.) Тогда и поняла степень собственного идиотизма: мир был глух ко мне, я к нему, хоть булыжники на уши вешай, толку никакого; одно время тихо сходила с ума от ощущения, что не оставляю следов даже на газоне перед "первым гумом", потом привыкла и перестала обращать внимание. Хуже всего было то, что я не только оглохла, но и онемела: до двадцатилетнего возраста я успела измарать приличное количество бумаги самыми разными вещами - от словесных портретов до всяких дурацких заметок по теории музыки (вот чего отчаянно не хватало!) - а тут вдруг слова отвердели и потеряли всякую связь с "означаемым". 'От блин... Родной язык, вода и воздух, превратился в одночасье в кучу щебня с острыми краями, и сиди на ней, и плачь, ничего не помогало, я дотерпела до четвёртого курса, после чего тихо ушла. Когда через десять лет обнаружилось, что однокурсники (а соучениц успела начисто забыть, в лицо и по именам) прекрасно меня помнят, я была изумлена до предела. Видимо, газон - не совсем тот критерий, да мне-то что с того было...

Cogito ergo sum оказалось таким же пустым звуком, как и "воля" с "энергией". Я мыслю, но ничего это ровным счётом не значит. При всём моём "идиотизме", асоциальности, замкнутости, меня всегда жгуче интересовали другие: покуда я маялась с непрояснёнными понятиями, вокруг ходили люди, отлично умевшие со всем этим обращаться. И не только с этим: все мои попытки "вступить в контакт" заканчивались разбитым носом, тогда как "другие" друг друга прекрасно понимали, и даже в случае конфликта не морочили себе голову вопросом "что я сделал не так". Люди объясняются между собой каким-то общепонятным образом, что для меня было и остаётся совершеннейшей загадкой: мне 30 лет, но в своём существовании я так и не уверилась. Хорошо зная на собственном горьком опыте, как болезненны неверные интерпретации, высказанные вслух, я стараюсь раскрывать рот как можно реже, но впросак попадаю всё равно. Загадочно всё: когда молчат, когда на тебя реагируют (я склонна обманываться и принимать всерьёз любое обращение к себе); более или менее понятно, когда реакция отрицательная: прихлопнуть, чтоб под ногами не путалась. Понятно и привычно: я этого жду, почему - другой вопрос. Кстати говоря, куда менее болезненно, чем когда вначале улыбаются, потом перестают. "М.Ж. смотрит нежно на всех, особенно на тех, кто смотрит на него косо, потому что меланхолик и боится. На тех же, кто смотрит на него нежно, он смотрит настолько нежно, что они начинают смотреть на него косо." Лучше я бы всё равно не сказала: собственно, в этом, скорее всего, всё дело, нечего было голову ломать.

Довольно долгое время я думала, что со своим одиночеством вполне свыклась, научилась видеть в нём больше доброго, чем дурного, и что неудобств оно мне больше доставлять не станет. Я его воспринимала как явление природы, протестовать против которого неэффективно и, в конечном счёте, унизительно. Получилось же не явление природы, а болезнь, вроде нарыва. Стоило чуть надавить - прорвало, и гной потёк рекою. Покуда весь не вытечет, затыкать дырку и бороться с воспалением бесполезно. Ни антибиотиков, ни обезболивающих для подобных случаев ни один добрый доктор пока не изобрёл.

Я знаю, что неправильно мерить мир своей меркой, но другой у меня нет. Мой идиотизм заставляет меня воспринимать всё буквально, так, как это "всё" себя манифестирует, и всё время забывать то, что поняла в 20 лет: слова тоже суть вещи, того же порядка, что и все другие вещи, и означаемое с означающим - совсем не одно и то же. "Хорошая нынче погода" может иметь тысячу разных значений, и ещё ни разу в жизни мне не удавалось угадать, что на самом деле имелось в виду. И это слова, то, с чем я только и имею дело всю жизнь, а что говорить о людях с их поступками... Никто никогда не снисходил до объяснений, а между тем мне так нужно было, чтобы хоть раз хоть кто-нибудь хоть что-нибудь мне объяснил. "Энергию", "волю" и "эрго сум" я благополучно похерила, сейчас болит другой вопрос - м.б., и не болел бы, добейся я тогда одного внятного ответа. Пусть даже и "неизвестно". По крайней мере, знала бы, как.

Мне не стоило выходить на улицу. Я знала, чем кончаются подобные истории, и всё-таки полетела, как муха на варенье. Мир ловил меня, и, поймав, прихлопнул сковородой. Это не смертельно, не в первый раз и не в последний: у Господа Бога в запасе целый арсенал, он ещё порезвится на мой счёт. А вот ответов на идиотские вопросы я уже вряд ли дождусь: мне 30 лет, и в этом возрасте, будь ты хоть какой идиот, уже понимаешь, как будет дальше.

И ещё: хорошо, что dodododo выкинула меня из френдов. Её ленту читает слишком много народу, я в том числе, и мне от этого не по себе. Хватит с меня, пока что: в доброжелательность посторонних я не верю, это всегда плохо кончается.

Comments

[enot.livejournal.com]

>Мир ловил меня, и, поймав, прихлопнул сковородой.

Это - в копилку с игрой слов.

Я не смеюсь, кстати, наоборот завидую - способности не просто пойти, а ходить в пивную с книжкой до закрытия метро.