![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
potemkiС 1973 по 1983 год мои родители каждое лето снимали дачу в Загорянке, по соседству с домом Г.Б., отцовского друга и коллеги, который до сих пор жаждет выдать меня замуж, но не дождётся.
Когда мне было лет шесть или семь (соответственно, год 1978 или 9), мне приснился сон, в котором я поняла, как ездить на велосипеде. Когда родители в очередной раз приехали навестить нас с бабушкой, я пристала к отцу: "Сними колёсики!" (У детских велосипедов "Бабочка", если кто помнит, были такие специальные дополнительные колёса, третье и четвёртое, для устойчивости.) "Ты же не умеешь!" - "Сними, я знаю, как." В конце концов он поддался на уговоры - редчайший случай в его (и моей) биографии - и снял. Я села на велосипед и поехала, он даже опомниться не успел.
... Когда я слушаю музыку, я часто представляю себе, как я вот здесь и здесь играю это и это место - чаще всего, на скрипке. Иногда - до зуда в пальцах левой руки. Учась в музыкальной школе по классу пиздоёбанного фортепьяно, я до жути завидовала скрипачам, с которыми у нас была общая группа по сольфеджио. Они носили инструмент с собой, он был у них один, и с ним были личные, почти интимные отношения. Ни один из моих соучеников-скрипачей ни разу не позволил мне даже потрогать скрипку. Я не обижалась - понимала, что они правы, и даже понимала, почему. Фортепьяно - поганое порождение Нового времени, абсолютно механистическая штука. От тебя ни черта не зависит, даже высота тона, для музыканта - воздух: её изменить может только настройщик, которого те же родители звали не чаще, чем раз в год, а мне проклятущая "Берёзка" резала уши. Ходишь туда-сюда, от одного орудия пытки к другому, и ничего. Скрипка - совсем другое дело, вроде домашнего животного или растения: взаимозависимость, и сразу. Ты будешь ухаживать за ней, настраивать, заворачивать во фланель, натирать смычок канифолью, менять струны, беречь от всяческих потрясений. Она станет или не станет тебя слушаться - тут от тебя зависит очень и очень многое, но не всё.
Первый и последний раз в жизни я взяла скрипку в руки в 24 года. Случайно - одна коллега-иностранка, в слишком солидном возрасте (ей было около двадцати) решила научиться играть. Деньги были, преподаватель нашёлся; она купила инструмент и принесла в книжный магазин, где я тогда заведовала отделом. "М., пожалуйста, можно я попробую?" Она не училась в музыкальной школе. "Давай!" Я взяла скрипку, смычок, неумело приложилась. М. и ещё один коллега - по странному стечению обстоятельств, пианист - смотрели на меня с любопытством и изрядной долей ехидства: всегда приятно посмотреть на облажавшегося приятеля. Я простояла с полминуты, закрыв глаза и пытаясь вспомнить, как я во сне поехала на велосипеде. Потом открыла глаза, подняла смычок и несмело провела по струне.
Раздался звук. Не скрип и не треск. Скрипка подала голос.
"Ну, Ленка, ты даёшь!" (Оба по-русски говорили отлично.) "С первого раза - не бывает."
... Из меня никогда не вышел бы Паганини. Даже Брюно Жирар, и тот бы не вышел никогда - руки-крюки, я полулевша с застарелой ненавистью к любому "надо", пальцы деревянные. (Я даже на кене играть не смогла: слишком маленькие руки, вторая фаланга - и та не перекрывает отверстия). Но на свадьбах и похоронах я бы играла, а иногда, м.б., и дома, для себя - достать скрипку из футляра, приложиться подбородком, дойна, полька, даже семь шестнадцатых, как Брюно. Играла бы себе под магнитофон, кому какое дело. Я иду по улице, полузакрыв глаза, и безымянный палец левой руки вибрирует на несуществующей струне.
Я знаю, как.
Когда мне было лет шесть или семь (соответственно, год 1978 или 9), мне приснился сон, в котором я поняла, как ездить на велосипеде. Когда родители в очередной раз приехали навестить нас с бабушкой, я пристала к отцу: "Сними колёсики!" (У детских велосипедов "Бабочка", если кто помнит, были такие специальные дополнительные колёса, третье и четвёртое, для устойчивости.) "Ты же не умеешь!" - "Сними, я знаю, как." В конце концов он поддался на уговоры - редчайший случай в его (и моей) биографии - и снял. Я села на велосипед и поехала, он даже опомниться не успел.
... Когда я слушаю музыку, я часто представляю себе, как я вот здесь и здесь играю это и это место - чаще всего, на скрипке. Иногда - до зуда в пальцах левой руки. Учась в музыкальной школе по классу пиздоёбанного фортепьяно, я до жути завидовала скрипачам, с которыми у нас была общая группа по сольфеджио. Они носили инструмент с собой, он был у них один, и с ним были личные, почти интимные отношения. Ни один из моих соучеников-скрипачей ни разу не позволил мне даже потрогать скрипку. Я не обижалась - понимала, что они правы, и даже понимала, почему. Фортепьяно - поганое порождение Нового времени, абсолютно механистическая штука. От тебя ни черта не зависит, даже высота тона, для музыканта - воздух: её изменить может только настройщик, которого те же родители звали не чаще, чем раз в год, а мне проклятущая "Берёзка" резала уши. Ходишь туда-сюда, от одного орудия пытки к другому, и ничего. Скрипка - совсем другое дело, вроде домашнего животного или растения: взаимозависимость, и сразу. Ты будешь ухаживать за ней, настраивать, заворачивать во фланель, натирать смычок канифолью, менять струны, беречь от всяческих потрясений. Она станет или не станет тебя слушаться - тут от тебя зависит очень и очень многое, но не всё.
Первый и последний раз в жизни я взяла скрипку в руки в 24 года. Случайно - одна коллега-иностранка, в слишком солидном возрасте (ей было около двадцати) решила научиться играть. Деньги были, преподаватель нашёлся; она купила инструмент и принесла в книжный магазин, где я тогда заведовала отделом. "М., пожалуйста, можно я попробую?" Она не училась в музыкальной школе. "Давай!" Я взяла скрипку, смычок, неумело приложилась. М. и ещё один коллега - по странному стечению обстоятельств, пианист - смотрели на меня с любопытством и изрядной долей ехидства: всегда приятно посмотреть на облажавшегося приятеля. Я простояла с полминуты, закрыв глаза и пытаясь вспомнить, как я во сне поехала на велосипеде. Потом открыла глаза, подняла смычок и несмело провела по струне.
Раздался звук. Не скрип и не треск. Скрипка подала голос.
"Ну, Ленка, ты даёшь!" (Оба по-русски говорили отлично.) "С первого раза - не бывает."
... Из меня никогда не вышел бы Паганини. Даже Брюно Жирар, и тот бы не вышел никогда - руки-крюки, я полулевша с застарелой ненавистью к любому "надо", пальцы деревянные. (Я даже на кене играть не смогла: слишком маленькие руки, вторая фаланга - и та не перекрывает отверстия). Но на свадьбах и похоронах я бы играла, а иногда, м.б., и дома, для себя - достать скрипку из футляра, приложиться подбородком, дойна, полька, даже семь шестнадцатых, как Брюно. Играла бы себе под магнитофон, кому какое дело. Я иду по улице, полузакрыв глаза, и безымянный палец левой руки вибрирует на несуществующей струне.
Я знаю, как.