Непедагогичное
Apr. 18th, 2005 01:57 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
В вагон метро входит пожилая женщина с пацаном лет 6-7 и авоськами. Мест нет. С сиденья немедленно встаёт тётка - ровесница бабушки пацана, с тем животным выражением лица, которое у некоторых женщин появляется при виде вообще любого ребёнка. Пацан бросается на сиденье с воплем "Я! Я!", рассаживается строго посередине и упирается руками для верности. Бабка остаётся стоять. И она, и уступившая явно расценивают ситуацию как нормальную.
...Очень странное чувство возникает у меня при виде слабого, безобидного человека в позорном положении, когда его даже пожалеть невозможно. Совершенно нестерпимое. Не знаю, как называется. Смесь неловкости и отвращения, наверное.
Прошу прощения у мам с детьми, которые меня читают, но иногда я хорошо понимаю людей, регулярно пишущих в
ru_childfree мизопедические посты. Если человек к началу школьного возраста не научен понимать, что он тут не пуп земли, его, простите, со спокойной совестью можно отправлять в утиль или на выселки вместе с любящим семейством. Есть шанс, что тяжёлый труд и лишения чему-нибудь его научат. В противном случае именно он будет нагло реготать вам в лицо, когда вы, окончательно одряхлев, вползёте в вагон на костылях. Не удивляйтесь: мозги надо было включать в тот момент, когда семилетний мужчина вошёл в вагон и встал перед вами с требовательным выражением лица.
Другой случай: выходной, середина дня, тоже вагон метро, полупустой. Я сижу, на противоположном сидении - молодые родители с четырёх-пятилетней дочкой. Двери закрываются, дочка начинает орать. Не плакать, не капризничать - просто орать "а-а-а", бесцельно, громко, с некоторым вызовом. Нестерпимо громко. Родители - ноль внимания, сидят, беседуют о своём, мамаша пару раз поправила на ребёнке одежду. Поезд подходит к остановке, девочка закрывает рот. Поезд трогается, картина повторяется. На следующей станции несколько человек с перекошенными лицами вышли из вагона. Я осталась, несмотря на звон в ушах, решила донаблюдать - ну хоть что-нибудь, дорогие мои. К счастью, мне надо было выходить через два перегона: к концу пути осталось единственное желание, острое и сильное: взять проклятого выблядка за волосы и со всей дури приложить мордой об стекло, чтоб мозги с юшкой потекли. Ещё немного, и я бы, вероятно, не сдержалась.
Моё собственное детство золотое-беззаботное кончилось довольно рано. С шести лет мне приходилось три-четыре раза в неделю ездить по утрам в центр в сопровождении бабушки: час туда, час обратно. Видимо, родители мои были мракобесы и ретрограды: к шести годам я без дополнительных пояснений знала, что если в вагоне свободно одно место, то оно - для бабушки, а не для меня. Разве что сумку с книгами-нотами она за мной таскала довольно долго, но для рахитичного заморыша с ямой в груди такая нагрузка и вправду была бы чрезмерной. Я отдала ей этот долг: в последние 10 лет жизни, сухонькую, маленькую (к старости некогда полная и крепкая женщина высохла в былиночку), я переносила её на руках из комнаты в комнату. Она смущалась, но радовалась особенной детской радостью, как умеют старики.
А вот теперь - готовьсь, цельсь, пли. Камни сами найдёте, или подсказать, где лежат?
...Очень странное чувство возникает у меня при виде слабого, безобидного человека в позорном положении, когда его даже пожалеть невозможно. Совершенно нестерпимое. Не знаю, как называется. Смесь неловкости и отвращения, наверное.
Прошу прощения у мам с детьми, которые меня читают, но иногда я хорошо понимаю людей, регулярно пишущих в
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-community.gif)
Другой случай: выходной, середина дня, тоже вагон метро, полупустой. Я сижу, на противоположном сидении - молодые родители с четырёх-пятилетней дочкой. Двери закрываются, дочка начинает орать. Не плакать, не капризничать - просто орать "а-а-а", бесцельно, громко, с некоторым вызовом. Нестерпимо громко. Родители - ноль внимания, сидят, беседуют о своём, мамаша пару раз поправила на ребёнке одежду. Поезд подходит к остановке, девочка закрывает рот. Поезд трогается, картина повторяется. На следующей станции несколько человек с перекошенными лицами вышли из вагона. Я осталась, несмотря на звон в ушах, решила донаблюдать - ну хоть что-нибудь, дорогие мои. К счастью, мне надо было выходить через два перегона: к концу пути осталось единственное желание, острое и сильное: взять проклятого выблядка за волосы и со всей дури приложить мордой об стекло, чтоб мозги с юшкой потекли. Ещё немного, и я бы, вероятно, не сдержалась.
Моё собственное детство золотое-беззаботное кончилось довольно рано. С шести лет мне приходилось три-четыре раза в неделю ездить по утрам в центр в сопровождении бабушки: час туда, час обратно. Видимо, родители мои были мракобесы и ретрограды: к шести годам я без дополнительных пояснений знала, что если в вагоне свободно одно место, то оно - для бабушки, а не для меня. Разве что сумку с книгами-нотами она за мной таскала довольно долго, но для рахитичного заморыша с ямой в груди такая нагрузка и вправду была бы чрезмерной. Я отдала ей этот долг: в последние 10 лет жизни, сухонькую, маленькую (к старости некогда полная и крепкая женщина высохла в былиночку), я переносила её на руках из комнаты в комнату. Она смущалась, но радовалась особенной детской радостью, как умеют старики.
А вот теперь - готовьсь, цельсь, пли. Камни сами найдёте, или подсказать, где лежат?